Том 5. Стихотворения 1923 - Страница 26

По губам,
как игривая рыбка,
то и дело ныряла улыбка.

Самогонный дух

Через день
столпился народ у ворот,
занят важным одним вопросом:
чем-то воздух несет?
Разгалделся народ,
в удивлении тянет носом.
А по воздуху,
сквозь весеннюю ясь,
заползая и в ноздри
и в глотки,

над избой Степанидьей, дымком раскурясь,
вьется дух
самогонки-водки.
Бывший пьяница Пров говорит:
«Эге!
Не слыхал я давно запашочка».
Будто бес какой появился в ноге —
Прова
запах
тянет пешочком.
Прова запах
за ногу ведет и ведет,
в ухо шепчет:
«Иди!
Разузнай-ка».
К хате Водкиной вывел,
поставил,
и вот —
на крыльце
появилась хозяйка.
А народ валит, —
верь мне или не верь, —
то ль для вида,
а то ль для принятия мер,
но к дверям Степанидина дома
даже Петр пришел
милиционер,
даже —
члены волисполкома.
Ярый трезвенник Петр
растопырил рот,
выгнул грудь для важности вида
да как гаркнет:
«Ты что ж!
Разорять народ?
Али хочешь в острог, Степанида?»
А хозяйка в ответ:
«Что пристал, как репей?!
Мужикам служу —
не барам.
Мне не надо рублей —
подходи и пей!
Угощаю всех
даром».
Пров затылок чешет:
«Не каждый, мол, день
преподносят такие подарки».

Пров шагнул,
остальные за ним —
на ступень.
«Не умрем, чай,
с одной-то чарки».
Выпил рюмку —
прошла волшебством по душе.
По четвертой —
пришло веселье.
И не рюмками —
четвертями уже
лижут все даровое зелье.
Утро.
Вышли все,
не чуют земли.
Встали свиньями
на четвереньки.
С закоулков проселочных пыль мели:
бородища —
мокрые веники.
Не дошли до дому ни Петр,
ни Пров:

Петр в канаву слег,
Пров свалился в ров.
Прова
утром
нашли в трясине —
щеки синему
выгрызли свиньи.

Хмель

Полдень.
Встал народ.
Негодящий вид.
Перекошены наискось лица.
В животе огонь,
голова трещит, —
надо, значит,
опохмелиться.
Потащились
все, кто ходить еще мог,
к Степаниде идут
на крылечко.
Так же
вьется соблазном над хатой
дымок.

Ткнули дверь.
Да не тут-то было!
Замок
изнутри просунут в колечко.
«Степанида, — орут, —
вылезай помочь!»
Пузо сжали,
присели на корточки.
«К черту лешему!
Убирайтесь прочь! —
Степанидин голос
из форточки. —

Попоила раз —
и довольно, чать! —
заорала Водкина гневно. —
Угостила раз —
не всегда ж угощать?!
Затаскались сюда
ежедневно!
Вы у честной вдовы —
не в питейном, чай!
Да и где это видано в мире,
чтоб не только водку,
хотя бы чай
подавали бесплатно в трактире?!»
Но в ответ на речь
пуще прежнего гул:
«Помоги, Степанида Саврасовна».
«Помогу, —
говорит, —
да гони деньгу».

Почесались.
«Ладно.
Согласны».
Осушили сегодня пару посуд,
а назавтра —
снова похмелье.
Снова деньги несут.
Самогон пососут —
протрезвели
и снова за зелье.
Тек рекой самогон.
Дни за днями шли.
Жгло у пьяниц живот крапиво́ю,
Растряслись вконец мужичьи кошли,
всё
до ниточки пьют-пропивают.
Всё, что есть в селе,
змей зеленый жрет, —
вздулся, полселения выев.
Всё бросают зеленому зме́ищу в рот,