Том 5. Стихотворения 1923 - Страница 35


К оглавлению

35
Поп
       освободит
            от тяжести греховной,
и буду
          снова
       безгрешней овна.
А чтоб церковь не обиделась —
              и попу
                 и ей
уделю
          процент
            от моих прибыле́й».
Под пасху
    кулак
         кончает грабежи,
вымоет лапы
          и к попу бежит.
Накроет
    поп
         концом епитрахили:
«Грехи, мол,
         отцу духовному вылей!»
Сделает разбойник
         умильный вид:
«Грабил, мол,
           и крал больно я».
А поп покрестит
         и заголосит:
«Отпускаются рабу божьему прегрешения
                      вольные и невольные».


Поп
       целковый
           получит после голосений
да еще
           корзину со снедью
                в сени.
Доволен поп —
              поделился с вором;
на баб заглядываясь,
         идет притвором.
А вор причастился,
         окрестил башку,
очистился,
    улыбаясь и на солнце
              и на пташку,
идет торжественно,
         шажок к шажку,
и
снова
    дерет с бедняка рубашку.
А бедный
    с грехами
         не пойдет к попу:
попы
         у богатеев на откупу.
Бедный
    одним помыслом грешен:
как бы
    в пузе богатейском
              пробить бреши.
Бывало,
    с этим
         к попу сунься —
он тебе пропишет
         всепрощающего Иисуса.
Отпустит
    бедному грех,
да к богатому —
         с ног со всех.
А вольнолюбивой пташке —
сидеть в каталажке.


Теперь
    бедный
         в положении таком:
не на исповедь беги,
         а в исполком.
В исполкоме
          грабительскому нраву
найдут управу.
Найдется управа
         на Титычей лихих.
Радуется пу́сть Тит —
отпустит
    Титычу грехи,
а Титыча…
    за решетку впустят.

[1923]

От примет кроме вреда ничего нет


Каждый крестьянин
         верит в примету.
Который — в ту,
                который — в эту.
Приметами
       не охранишь
             свое благополучьице.
Смотрите,
    что от примет получится.
Ферапонт косил в поле,
вдруг — рев:
          «Ферапонт!
               Эй!
Сын подавился —
         корчит от боли.
За фельдшером
              беги скорей!»
Ферапонт
    работу кинул —
бежит.
    Не умирать же единственному сыну.
Бежит,
    аж проселок ломает топ!
А навстречу —
             поп.
Остановился Ферапонт,
              отвернул глаза
да сплюнул
       через плечо
         три раза́.


Постоял минуту —
         и снова с ног.
А для удавившегося
         и минута — большой срок.
Подбежал к фельдшеру,
            только улицу перемахнуть, —
и вдруг
    похороны преграждают путь.


Думает Ферапонт:
         «К несчастью!
              Нужно
процессию
    оббежать дорогой окру́жной».
На окружную дорогу,
         по задним дворам,
у Ферапонта
          ушло
         часа полтора.
Выбрать бы Ферапонту
             путь покороче —
сына
         уже от кости
         корчит.
Наконец,
    пропотевши в десятый пот,
к фельдшерской калитке
             прибежал Ферапонт.


Вдруг
         из-под калитки
выбежал котище —
         черный,
              прыткий,
как будто
    прыть
              лишь для этого берег.
Всю дорогу
       Ферапонту
         перебежал поперек.
Думает Ферапонт:
         «Черный кот
хуже похорон
           и целого
         поповского
              собора.
Задам-ка я
    боковой ход —
и перелезу забором».
Забор
         за штаны схватил Ферапонта.
С полчаса повисел о́н там,
пока отцепился.
              Чуть не сутки
ушли у Ферапонта
35