Том 5. Стихотворения 1923 - Страница 13


К оглавлению

13
— Eins!
            zwei!
     drei! —
         Мотора гром.
В небо дверью —
аэродром.
Брик.
         Механик.
          Ньюбо́льд.
                  Пилот.
Вещи.
          Всем по пять кило.
Влезли пятеро.
Земля попятилась.
Разбежались дорожки —
              ящеры.
Ходынка
     накрылась скатертцей.
Красноармейцы,
              Ходынкой стоящие,
стоя ж —
     назад катятся.
Небо —
     не ты ль?..
         Звезды —
             не вы ль это?!
Мимо звезды́
        (нельзя без виз)!
Навылет небу,
         всему навылет,
пали́ —
     земной
         отлетающий низ!
Развернулось солнечное это.
И пошли
     часы
              необычайниться.
Города́,
     светящиеся
         в облачных просветах.
Птица
            догоняет,
         не догнала —
             тянется…
Ямы воздуха.
        С размаха ухаем.
Рядом молния.
          Сощурился Ньюбо́льд
Гром мотора.
        В ухе
         и над ухом.
Но не раздраженье.
         Не боль.
Сердце,
     чаще!
Мотору вторь.
Слились сладчайше
я
   и мотор:
«Крылья Икар
в скалы низверг,
чтоб воздух-река
тек в Кенигсберг.
От чертежных дел
седел Леонардо,
чтоб я
     летел,
куда мне надо.
Калечился Уточкин,
чтоб близко-близко,
от солнца на чуточку,
парить над Двинском.
Рекорд в рекорд
вбивал Горро́,
чтобы я
     вот —
этой тучей-горой.
Коптел
     над «Гномом»
Юнкерс и Дукс,
чтоб спорил
     с громом
моторов стук».
Что же —
     для того
         конец крылам Ика́риным,
человечество
        затем
         трудом заводов никло, —
чтобы этакий
         Владимир Маяковский,
                барином,
Кенигсбергами
            распархивался
             на каникулы?!
Чтобы этакой
        бесхвостой
                 и бескрылой курице
меж подушками
            усесться куце?!
Чтоб кидать,
     и не выглядывая из гондолы,
кожуру
     колбасную —
         на города и долы?!.
Нет!
        Вылазьте из гондолы, плечи!
100 зрачков
     глазейте в каждый глаз!
Завтрашнее,
     послезавтрашнее человечество,
мой
     неодолимый
         стальнорукий класс, —
я
благодарю тебя
              за то,
             что ты
             в полетах
и меня,
     слабейшего,
         вковал своим звеном.
Возлагаю
     на тебя —
         земля труда и пота —
горизонта
     огненный венок.
Мы взлетели,
        но еще — не слишком.
Если надо
     к Марсам
         дуги выгнуть —
сделай милость,
              дай
         отдать
             мою жизнишку.
Хочешь,
     вниз
             с трех тысяч метров
                 прыгну?!

Berlin, 6/IX-23

Солидарность

Наша пушнина пришла на Лейпцигскую ярмарку в забастовку транспортников. Тт. Каминский и Кушнер обратились в стачечный комитет, и сам комитет пошел с ними разгружать вагоны советских товаров. Товарищи из ВЦСПС, отметьте этот акт международной рабочей солидарности!

В. М.

Ярмарка.
    Вовсю!
        Нелепица на нелепице.
Лейпциг гудит.
        Суетится Лейпциг.
Но площадь вокзальную грохот не за́лил.
Вокзалы стоят.
        Бастуют вокзалы.
Сегодня
    сказали хозяевам грузчики:
«Ну что ж,
    посидимте, сложивши ручки!»
Лишь изредка
            тишь
        будоражило эхо:
это
       грузчики
          бьют штрейкбрехеров.
Скрипят буржуи.
        Ходят около:
— Товарищи эти разденут до́гола! —
Но случай
    буржуям
        веселие кинул:
Советы
    в Лейпциг
        прислали пушнину.
Смеясь,
    тараканьими водят усами:
— Устроили стачечку —
            лопайте сами!
Забудете к бунтам клонить и клониться,
когда заваляются ваши куницы! —
Вовсю балаганит,
        гуляет Лейпциг.
И вдруг
    буржуям
        такие нелепицы
(от дива
    шея
        трубой водосточной):
выходит —
       живьем! —
                комитет стачечный.
Рукав завернули.
        Ринулись в дело.
И…
      чрево пакгауза
        вмиг опустело.
Гуляет ярмарка.
        Сыпет нелепицы.
Гуляет советским соболем Лейпциг.
Страшны ли
         рабочим
             при этакой спайке
буржуевы
13