А уже
и мамаша
зеркало ищет.
«Что это, — говорит, —
как гора,
губища?»
Один за другим выползает родич.
У родичей
губы
галоши вроде.
Вид у родичей —
не родичи,
а уродичи.
Полкан —
и тот
рыча
перекатывается
и рвет губу сплеча.
Лизнул кота.
Болезнь ту
передал коту.
Мяукает кот,
пищит и носится.
Из-за губы
не видно переносицы.
К утру взвыло всё село —
полсела
в могилы свело.
Лишь пес
да кот
выжили еле.
И то —
окривели.
Осталось
от деревни
только человек двадцать —
не верили,
не прикладывались
и не желали лобызаться.
Через год
объяснил
доктор один им,
что село
переболело
нарывом лошадиным.
Крестьяне,
коль вывод не сделаете сами —
вот он:
у образо́в не стойте разинями,
губой
не елозьте грязными образа́ми,
не христосуйтесь —
и не будете
кобылогубыми образинами.
[1923]
Крестьяне,
бросьте всякие обряды!
Обрядам
только попы рады.
Посудите вот:
родился человек
или помер —
попу доход,
а крестьянину ничего —
неприятности кроме.
Жил да был мужик Василий,
богатый,
но мозгами не в силе.
Родилась у него дочка —
маленькая,
как точка.
Не дочь,
а хворо́ба,
смотри в оба.
Надо бы
ее
немедленно к врачу,
да Василий говорит:
«Доктора́ —
чушь!
Впрягу Пегова
и к попу лечу.
Поздоровеет моментально —
только окрещу».
Пудами стол
уставили в снедь,
к самогону
огурцов присовокупили во́з еще.
Пришел дьякон,
кудластый, как медведь,
да поп, толстый,
как паровозище.
А гостей собралось ради крестин!!!
Откуда их
столько
удалось наскрести?!
Гости
с попами
попили,
попели
и, наконец,
собралися вокруг купели.
Дьякон напился,
аж не дополз до колодца,
воду набрал —
из первого болотца.
Вода холодная да грязная —
так и плавают микробы разные.
Крестный упился
и не то что троекратно —
раз десять окунал
туда и обратно.
От холода
у бедной дочки
ручки и ножки —
как осиновые листочки.
Чуть было
дочке
не пришел капут:
опустили ее
в воду
вместе с головою,