Том 5. Стихотворения 1923 - Страница 52

набок сбили мы корону…
До конца ж их покачнем —
сказку новую начнем.
Эта сказка всем знакома:
не сидят ткачихи дома,
а идут,
закрыв окно,
на работу
в Моссукно.
Им
спорей
работать вместе
за станком в суконном тресте,
заключив
с недавних пор
коллективный договор.
Старины рассыпься иней
хрупким снегом-серебром!
Не царицу героиней,
а ткачиху мы берем!
От ткачихи
этой самой
род ткачей идет упрямый;
вишь у ней какая прыть:
тканью
весь бы мир покрыть.
И она его покроет,
лишь сырья запас утроит…
Думает —
ночей не спит:
как бы
нам
повысить сбыт!
Под ее заботным взглядом
двадцать дочек стали рядом,
не для игр,
а для работ
завивая хоровод.
Не бывало это в сказках:
двадцать фабрик слилось ткацких,
собралось
Москвы окрест,
сорганизовавши трест.
Этот трест
не знает страха,
так как
та
седая пряха
в нем осталась навсегда
Героинею Труда.
Спросишь: «Это кто ж такая?»
В ткацких много их мелькает,
в пряхах —
целые рои
этих самых героинь.
Посмотри —
стоит у кросен
пряха. Пряхин голос грозен.
Клеймит Керзона хитрого
простая пряха Викторова.
(Керзоны! Не противно ль вам
от гнева беспартийного?)
И Калинина жена —
в ту ж работу впряжена,
тоже бьет разруху в прах
посреди таких же прях.
Не вглядевшись в дело ткачеств,
не опишешь пряхи качеств —
в тысячах рабочих лиц
отразился сказки смысл.

II

А теперь,
без переносу,
обратимся
к мериносу…
Мериносовая шерсть
туго
лезет
к нам
лет шесть!
Тот баран
пред нашим братом
стал давно аристократом,
и его —
из-за блокад
не осталось ни клока!
Без него ж в суконном деле
не прожить
одной недели.
Приуныл суконный трест.
Просто —
ставь на дело крест.
Снится раз ткачихе старой,
что бесчисленной отарой
тонкорунные стада
направляются сюда.
Впереди
баран вприпрыжку
сам бежит
ложиться в стрижку.
И немедля
у станка —
шерсть, как облако, тонка.
Повернулась пряха на́ бок
сжать барана в пальцах слабых,
только он
оскалил пасть
да и ну
ногами прясть.
Отбежав, проблеял веско:
«Без меня — какая ж смеска?!
Все высокие сорта
уплывают изо рта!
Мы решили так:
пора нам,
заграничным всем баранам,
переждать годок, другой —
к вам
в Россию
ни ногой!
Ах, почтенная подружка,
злит меня фабком Петрушкин;
чтоб мою умерить месть,
дайте мне фабкома съесть!»
Пряха сон с лица согнала,
головою покачала
и подумала:
— Ведь впрямь
дело он испортит нам;
на одном,
на грубом сорте,
нам машины только портить:
сберегать пора всерьез
пуще золота сырье! —
Всех смутила сном ткачиха:
«Без расчету нам, мол, лихо!
Принимайся ж, млад и стар,
сам учитывать угар!»
Глядь —
с тех пор
и вправду в тресте
стал расчет на первом месте.
И великая беда
пронеслася без следа.

III

Клонит пряхе сон ресницы
и — опять баран ей снится:
хитро кручены рога,
морда глупая строга.
Только стал теперь он франтом —
нэпачом и спекулянтом:
ловко сшит по моде фрак,
на ботинках блещет лак.
Он идет к ней шагом скорым,
хочет в бок боднуть пробором,
блеет:
«Будешь ты, карга,
мериноса в гнев ввергать?!
Всё равно вас доконаю,
слабость вашу твердо знаю:
ведь на каждом
на шагу
вас преследует прогул!
Тот запьет,
а тот закурит,
тот в окно глаза прищурит.
Смотришь —
каждый полчаса
языки —
не шерсть — чесал!
Если б так ходили, тычась,
все двенадцать ваши тысяч —
в день ушло бы,
мне видней, —
тысяча рабочих дней.
Со статистикой не спорьте,
дело здесь совсем не в черте!
Я ж
нисколько не боюсь
ваших жалоб в профсоюз!»
Пряха встала ранним-рано
и расчет того барана,
что глумился по ночам,
рассказала всем ткачам.
Стонут фабрики от гула:
ни отлучек,
ни прогула,
все мгновенья на счету, —
производство же в цвету.
Шаг там звонкий слышен чей-то?
Это наша комячейка;
аккуратности мерило
секретарь ее Кириллов!
Без заморских компаньонов
сберегут они тканьё нам:
коли что не так течет —
кличь
правленье на отчет.
Глядь —
товар, как из Парижа,
а расценка — даже ниже!